Было очевидно, что Лавр этот и в самом деле настрадался, о чем не дурак поговорить, но у меня на пустые разговоры времени не было, потому прямо и спросила:

— Так что эти фраера с автоматами от тебя хотели? Говори, не юли, если на помощь мою рассчитываешь.

Лавр оживился.

— Рассчитываю, очень рассчитываю, — подтвердил он. — А хотели от меня дискету какую-то, я тогда и не знал, что это. Кричали, отдай и проваливай на все четыре стороны.

— И ты отдал?

— Ага, нашла дурака. Во-первых, я сказал уже тебе, что весь мадеполам на хате сгрузил и переоделся, а во-вторых, верить этим фраерам, — о себе не заботиться. Так они меня живым и отпустили бы…

— Да что же это за дискета такая, из-за которой тебя гоняют, как таракана по коридору? — удивилась я.

Лавр руками развел:

— Сам не знаю. До того и слова такого не слыхивал “дискета”, а потом, когда фраера эти позорные закричали, чтобы отдал дискету с надписью, где слова из песни, то сразу понял о чем речь. О той штуковине в коробочке, что была в кармане у трупа в офисе. А дискету эту, блин, у бабы в своей куртке оставил, когда модапалам ей сваливал.

Я испугалась:

— Так ты что, потерял дискету?

— Обижаешь. Нашел эту дискету, так и лежала в куртке она. Нашел и подумал: припру фраеров, пусть деньги платят за нее. Прикинь, какие деньги они на наши поиски, на бойцов-автоматчиков и все такое прочее запалили. Не бедные, видать, фраера и дискетка им, видать, позарез. Решил: в крайнем случае жизнь свою на эту дискету обменяю.

Я тут же предположила, что теперь он будет просить меня вести переговоры по продаже дискеты, сам-то к постели парализованного прикован да и не рискнет из-под охраны выходить.

Сначала я струхнула. “Ха, — подумала я, — не стану вести переговоры. Из одного дерьма еще не выбралась, а он уже тащит во второе.”

Но тут меня осенило: а зачем переговоры с кем-то вести? Скажу ему, что веду, а сама дискету у него выдурю и посмотрю что на ней, раз такой сыр-бор разгорелся. Бесплатно он вряд ли дискету отдаст, но и много не запросит. Особенно, если будет думать, что, продавая дискету, покупает свободу.

Пока я на мысли свои отвлеклась, Лавр замолчал, закручинился, о чем-то тоже призадумался.

— Так где же дискета? — спросила я.

Лавр вздрогнул, горестно вздохнул и ответил:

— А нет ее.

Я разволновалась:

— Как — нет? Где же она?

— Не знаю, — Лавр беспомощно руками развел. — В шкаф ее сунул, уже когда поселился у братана, у Федота. Думал, устаканится все, а потом начну способ искать как без риска связаться с фраерами. Только недавно дискета пропала. Исчезла из шкафа.

— Как это пропала? Как исчезла?

— А вот так! — зло выкрикнул Лавр. — Пропала. Одеяло Любкино в шкаф прибыло, фуфайка ментовская тоже появилась, а дискета пропала.

Ох, как я рассердилась!

Что же этот болван уже не мог дискету так схоронить, чтобы ее не нашли?

Ха! В шкаф сунул! Еще бы на порог положил. Видит же сам, что не дом, а двор проходной, и всяк в этот шкаф залезть норовит.

— Да почему же ты ее в более надежное место не определил? — возмутилась я.

— Да нет там надежного места, везде бабы нос суют. Ты была в этой квартире?

В квартире парализованного я не была, а потому промолчала. Зато взорвался Лавр.

— Там, кроме кровати, стол, стул, да шкаф и больше нет ни шиша. Куда, по-твоему, я должен был спрятать дискету?

Для дискеты места я не нашла, а потому сразу повела расследование:

— Да кто к тебе вообще заходил в тот период, когда пропажа произошла? Напрягись, вспомни, ведь не иголка дискета.

Лавр призадумался.

— По нескольку раз в день на дискету ту глядел, — пробурчал он. — Каждый день глядел.

— Ты не про каждый день, а про тот, когда она пропала вспоминай, — посоветовала я.

— А я про что? Утром была дискета. Когда сиделка ушла и Далила когда ушла, еще была дискета. А потом только Любка, соседка, заходила.

У меня даже настроение появилось.

— Значит она и взяла, — сделала я вывод. — Люба женщина хозяйственная, смотрит, валяется дискета, паралитику-то она зачем? А у нее детей куча. К примеру старшенькой, Олесе, дискета очень даже пригодится, вот Люба и прихватила чужое добро. Лишнюю дискету не придется покупать.

Лавр уныло согласился:

— Видать так, только я ведь спросить не могу. И вообще ничего не могу, пока сижу в этом кресле.

Вынуждена была с ним согласиться. Он пристально на меня посмотрел и сказал после длинной паузы:

— Я тебе, красавица, все, как на духу рассказал. Кажется мне, что польза от этого будет. Может ты эту дискету сыщешь… Все же Люба подруга твоя, неужели не отдаст?

— Отдаст, если сама не потеряла, — ответила я, мгновенно утрачивая интерес к Лавру.

Жестом я подозвала Харакири и попросила:

— Отвези на место больного. Скоро Далила пожалует.

Пока Харакири катил Лавра к тому месту, где его оставила Далила, Сергей подошел ко мне и спросил:

— Что-то новое узнала?

Я ответила:

— Одна загадка разгадана, но породила новую, еще более сложную.

Глава 35

Темной выдалась ночь четырнадцатого дня последнего месяца пятнадцатого года эры Генроку. Но перед ней был еще день.

Знал о мстителях Сумитомо. Восхищался. Желал быть рядом душой и телом. Покинул свою Хариму. Торопился. Предстояла встреча с Обоси Кураносукэ.

Достойный человек Обоси. Когда “пал дом господина”, опустел замок, обожгли сердце Обоси спокойствие, благополучие врага. Отмщения требует дух Асано. Воля Обоси тверда, подобно металлу! Долг чести не списан!

Сорок семь самураев собрал Обоси. Сорок семь верных сердец, гиси. В едином порыве решили они: лежать на могиле Асано голове должника.

Дух Наганори взывает к отмщению.

Знают Обоси и Сумитомо: не за себя лишь пошел отдавать долг чести Асано. Он, даймё, чьи вассалы теперь бездомны.

Только… Не может убедить Сумитомо своего друга Обоси.

— Мы метим в другую цель, — настаивает Сумитомо. — Наганори мстил не Ёсинака. Другому. Сам он сказал мне перед атакой. Мерзок старик Ёсинака, жаден, развратен, спесив. Но… Не его хотел зарубить Наганори в коридоре дворца, иначе никак не понять, почему не убил. Остались лишь раны. Жив Ёсинака! А Наганори — воин искусный. Врут, что коротким мечом он не смог убить старика. Нет! И коротким мечом Наганори легко бы его обезглавил.

Вздохнул Сумитомо.

— Асано, видно, с дороги хотел убрать, оглушить Ёсинака, плашмя бил мечом. Иначе никак невозможно!

— Но почему он кричал: “Отомстил! Теперь отомстил!”, — сомневался Обоси.

— Не знаю. Точно лишь знаю, мы мстим не тому. Асано пошел убивать Ёритору. Он сам мне сказал. Мы встречались за час до событий.

— Знаю одно, — упрямо твердит Обоси, — Асано, мой господин, пострадал из-за Кира. Пока голова Ёсинака не будет лежать на могиле Асано, нет мне покоя. Все остальные думают также.

“Отомстил! Теперь отомстил!”, — зазвучали опять в голове Сумитомо слова Наганори.

Молчит Сумитомо, колеблется. “Что Наганори решил в последний момент? Кто знает? Почему закричал “отомстил!”? К тому же поздно планы менять. Не удалось убедить Обоси. Штурм завтра. Столько работы проделали сорок шесть смельчаков. Столько лишений стерпели! Пришла пора умирать! Выполнить долг! Отомстить! За господина!”

Трудна подготовка к мести. Сумитомо знает: смельчаки с трудом купили форму пожарных, с “горным узором”, ямамити. Столько лишений стерпели они, самураи: нужду, унижения.

Гордый Кураносукэ вел разгульную жизнь в “Итирике”, чтобы обмануть шпионов Кира, ожидавшего мщения. Надменный Нориясу торговал апельсинами у дома Кира, наблюдая за врагом. Добыл план особняка. Кто продавал веера, кто писцом, кто музыкантом… Сбросив доспехи, год почти гордые ронины терпели свое унижение ради отмщения.

“Нельзя не присоединиться, — решил Сумитомо. — Ничего не скажет Асано. Почему он крикнул о мщении? Кто знает? Нет, нужно мстить вместе со всеми. Долг чести! Долг перед Асано! Одним ронином больше пойдет в атаку.”