Полковник схватился за голову, я же, пользуясь его замешательством, выхватила авторучку и быстренько настрочила чистосердечное признание, много-много чистосердечных признаний, не забыв подробно расписать устав БАГа, попутно ругая его членов, втянувших меня в полное дерьмо, а так же их жен и детей, если таковые имеются. Короче, что-что, а писать я умею, грех жаловаться, хоть в этом мне повезло.
Полковник прочитал, горестно посмотрел на меня и спросил:
— Софья Адамовна, зачем это вам?
Я насторожилась:
— Что, не верите?
Он покачал головой:
— Не верю.
— Вы странный, — рассердилась я и с надеждой спросила: — Так может и не я покушалась на президента?
Полковник скроил кислую мину и страшно меня разочаровал.
— Покушались как раз вы, а вот сочинения ваши не выдерживают никакой критики, — со вздохом заключил он.
Я пожала плечами:
— Не знаю, читает меня народ и не жалуется.
Глава 7
В общем, после чистосердечного признания передали меня совсем другому полковнику. Тот был строг, и все, чтобы я ни говорила, воспринимал с отрешенной серьезностью. Впрочем, я уже много и не говорила, памятуя, что словоохотливому человеку всегда легче завраться, чем молчуну.
Играла роль молчуна, точнее молчуньи — передать не могу, как тяжела эта роль. Ведь на каждое слово полковника была готова у меня речь, удержаться от которой стоило немалых страданий. Вот где начались настоящие пытки — пусть теперь скажут, что ТАМ не пытают.
Пытки! Настоящие пытки!
Однако, выдержала и их. Тот полковник мои признания записал и передал меня очень хитрому человеку в скромном костюме. Мужчина в скромном костюме повел себя нескромно и напористо: тут же пожелал знать о моих грешках. Я в очень вежливой форме ему намекнула, что это невозможно. Он в такой же вежливой форме попробовал пригрозить. Мне стало смешно:
— Чем вы хотите меня напугать? Меня, покушавшуюся на самого президента!
Мужчина в скромном костюме хмыкнул и, похоже, согласился, что пугаться мне уже нечего.
— Софья Адамовна, — вкрадчиво спросил он, — а как пронесли вы тот гранатомет в квартиру подруги?
— В ее же шкафу, — не моргнув глазом, солгала я.
Он снова хмыкнул:
— И на что вы надеялись?
— В каком смысле?
— Ну как бы стали утром стрелять, если бы не напился народ?
Сложный вопрос, тем более, что отвечать на него пришлось без запинки — оказывается оговаривать себя еще сложнее, чем выгораживать. К моей гордости я и с этой задачей справилась.
— Заранее подготовилась, — ответила я. — Подсыпала гадости во все спиртное.
Мужчина в скромном костюме совсем другими глазами на меня взглянул и поинтересовался:
— Какой гадости?
Я развела руками:
— Этого сказать не могу. Какой дали порошок, тот и подсыпала.
По выражению его лица поняла я, что не вру: в спиртном действительно была найдена какая-то гадость.
“Так вот почему нашла себя утром в салате и под столом!” — тут же прозрела я, но скрыла прозрение.
Мужчина же захотел знать, как собиралась я после покушения выбираться из дома.
— Никак, — ответила я. — Зачем мне выбираться? Гостей много, пойди узнай кто стрелял. Гранатомет я должна была на лестничную площадку выбросить сразу же после того, ну, знаете после чего.
И я выразительно повела глазами.
Он снова хмыкнул и спросил:
— Что же не выбросили?
— Видимо не гожая я для такого серьезного дела, — вздыхая, поведала я. — Черт попутал, случайно из отравленного стакана глотнула…
— И что?
— Ну и… притравилась сама: очнулась в салате. Какой уж тут гранатомет, конечно же промахнулась.
Тут он усмехнулся и спросил:
— Не тяжеловат гранатомет-то для вас?
Мне стало обидно:
— Что-о? “Муха”? Он же легкий, да и я женщина крепкая. Кстати, мне обещали, что после всего, ну, знаете чего, с лестничной площадки унесут гранатомет и, наверное, спрячут.
Мужчина хитро посмотрел на меня:
— Кто обещал?
— Тот, кто давал инструкции.
— А кто вам давал инструкции?
— Вот этого сказать не могу: имени его не знаю. Кстати, вашего тоже.
— Владимиром Владимировичем можете звать меня, — нехотя сообщил мужчина.
Теперь уже хмыкнула я. Хмыкнула и сказала:
— Очень распространенное имя в нашей стране. Кстати, не подскажете, как зовут того обворожительного мужчину, который на первый допрос заходил и сказал, что я и мухи не обижу?
— Нет у нас здесь обворожительных мужчин, — отрезал Владимир Владимирович.
Я, дивясь такой откровенностью, начала было его убеждать, что дело совсем не так обстоит, что он, в таком случае, совсем не в курсе, Владимир Владимирович же меня не слушал, а трудолюбиво выкладывал на столе фотографии.
— Узнаете кого-нибудь? — спросил он.
Несколько человек я сразу узнала и ткнула в них пальцем:
— Этого и этого.
Владимир Владимирович как-то сразу вытянулся и строго спросил:
— При каких обстоятельствах с ними познакомились?
Здесь я могла позволить себе абсолютную искренность, а потому радостно сообщила:
— При самых неприятных: они колотили Валерку, мужа моей подруги, отца-героя, между прочим.
— Когда колотили?
— Да в тот же день, когда нашли меня с гранатометом. Точнее перед тем как нашли. Это же ребята из охраны.
— Правильно, — согласился он. — И до этого вы с ними не встречались?
— Боже упаси! — отшатнулась я. — Зачем мне это?
Он почему-то кивнул головой. Я на всякий случай тоже кивнула и уточнила:
— А того, который инструкции давал, на этих фотографиях нет.
— Ясно. Кого из членов тайной организации вы знаете? — спросил Владимир Владимирович, уже невообразимо скучая.
— Никого, — совсем не скучая, ответила я.
Приходилось контролировать буквально каждое свое слово. Если бы я так вела себя с мужем, он бы и по сей день не ушел от меня.
— А что там произошло у вас с мужем? — словно подслушав мои мысли, спросил Владимир Владимирович.
Внезапно я заинтересовалась потолком и, рискованно зевая, сообщила:
— Ничего. Надо же было избавляться от лишних членов семьи для их же пользы. Операция подразумевала и провал, зачем же портить жизнь близким?
Владимир Владимирович тоже несколько раз подряд зевнул, а потом небрежно бросил:
— Ясно. А кого вы знаете из членов тайной организации БАГ?
Я опешила:
— Вы же спрашивали только что.
— Но вы мне не ответили. Кто-то же вам инструкции выдавал.
— Выдавал, но это не значит, что я его знаю. Встречалась несколько раз. В той организации жесточайшая конспирация.
— Ясно, — продолжая изнывать от скуки, кивнул Владимир Владимирович. — Что вы должны были делать в случае успеха?
— Получить деньги, — солгала я, судорожно гадая сколько же мне могли посулить за президента.
К счастью такого вопроса не последовало, зато последовал другой.
— А что вы должны были делать в случае неудачи? — спросил Владимир Владимирович и умным, совсем нескучающим взглядом вдруг посмотрел на меня в упор.
Я сконцентрировалась и ответила:
— Выйти на связь.
Он тут же выстрелил вопросом:
— Когда?
— Через неделю после завершения операции в каждый четверг в одиннадцать утра меня должен ждать связной, — как прилежная ученица без запинки отрапортовала я.
— Как осуществляется связь? — строго спросил он, и вот тут-то я рассердилась, потому что (может это и удивительно) уже устала врать, да и фантазия мне изменила.
— Какая разница?! — закричала я. — Никто не сможет выйти на эту чертову связь вместо меня, а я никуда выходить не собираюсь, потому что хочу жить, пускай и в застенках. Хоть узницей, да жить. И не пытайте меня. Коль покушалась на президента, судите и баста. И хватит! Ловите преступников сами, здесь я вам не помощник! Все! Больше ничего не скажу!
— А больше ничего и не надо, — ответил Владимир Владимирович и хитро улыбнулся.